Лада Морза,

Научный руководитель - Елена Евич 

Есть какая-то непостижимая высшая воля, связывающая судьбы белорусской литературы с Ярославской землей. Есть что-то общее и непостижимое в узорах звездного неба, к которому так любили обращаться два белорусских поэта, живших вдали от родины, - Максим Богданович и Наталья Арсеньева. Есть что-то непостижимое в том, что белорус Максим Богданович, который вырос, учился и писал свои стихи в Ярославле, отдал свои сердце и талант Беларуси. И та же непостижимая воля в том, что потомственная Арсеньева родом из Баку, почувствовав в себе поэтический дар в Ярославле, сознательно стала белорусской поэтессой.

Биографическая справка.

Наталья Арсеньева (Кушель) [20.9.1903, Баку — 25.7.1997, США], белорусская поэтесса, переводчица, драматург. Во время Первой Мировой войны в 1914 году семья Арсеньевых жила в беженстве в Ярославле, где будущая поэтесса написала свое первое стихотворение на русском языке. В 1920 году семья вернулась в Вильно, здесь Арсеньева закончила Первую Виленскую белорусскую гимназию, поступила в университет. В 1922 вышла замуж за Франтишека Кушеля, которого как офицера польской армии направили служить в западный регион Польши. В апреле 1940 жена пленного польского офицера была выслана с сыновьями в Казахстан. В мае 1941 Арсеньева вернулась из ссылки в Минск, где ее настигла война. В оккупированном Минске сотрудничала с «Белорусской газетой». Написала несколько либретто к операм, занималась переводами. В 1944 эмигрировала в Германию, с 1949 года жила в США, работала в эмигрантской белорусской газете «Белорус», на радио «Свобода», в Белорусском институте науки и искусства в Нью-Йорке. С середины 1980-х годов ее произведения снова становятся известными и популярными в Беларуси.

Удивительно, как много общего у поэтессы с Максимом Богдановичем. Так же, как и он, Наталья Арсеньева начала писать стихи в Ярославле, так же самостоятельно выучила белорусский язык и стала писать на нем стихи, так же жила вдали от своей исторической родины Азербайджана и от духовной родины Беларуси. Может быть, поэтому ее стихотворения наполнены высоким печальным лиризмом, глубокой интимностью, взглядом «над жизнью», свойственными и поэзии Максима Богдановича.

Ты, паэт, 
хоць і бачыш пажары 
дзесь здалёк, хоць і ты барацьбіт, 
але, ўпіўшыся восені чарам, 
лічыш вершаў разбуджаны рытм. 
Сочыш сцень балачын над аўсяннем, 
сінім змрокам малюеш палі… 
Для цябе сяння 
гнеў ці змаганне – 
паза межы жыцця адплылі.
 

(Ты, поэт, // хоть и видишь пожары // откуда-то издалека, хоть и ты борец, // но, упившись осени чарами, // считаешь стихов разбуженный ритм. // Следишь за дымкой болот над овсом, // синим сумраком рисуешь поля… // Для тебя // сегодня гнев или борьба –  // за границы жизни отплыли.  – Здесь и далее подстрочный перевод с белорусского наш.)

Первая редакция стихотворения «Поэт», 1936 г. Автограф

Интересно, что в то время, когда Арсеньевы были в Ярославле в эмиграции, до конца сентября 1916 года жил здесь и Максим Богданович, с которым будущая поэтесса вовсе не была знакома и даже ничего не знала о его существовании. Но белорусский литературовед Антон Адамович шутит: «Не Богдановича ли «флюиды», или «эманация» через ярославский воздух и заразили поэтессу тем желанием писать стихи и вообще зародили в ней будущую белорусскую песнярку, во всем наиболее близкую именно Максиму Богдановичу» [6, c. 6].

Отец поэтессы происходил из рода Арсеньевых, который по своей женской линии дал поэта М.Ю. Лермонтова, возможно, определенные «гены» проявились и в таланте Натальи Арсеньевой.

Наталья Арсеньева родилась в 1903 году в Баку, на Каспийском море, где отец служил начальником Бакинской таможни.

Паўдзённы край – мой родны край, 
Але яго я і не знаю… 
К далёкім мора берагом 
Я толькі ў думках залятаю… (1920) 
 

(Южный край – мой родной край, // Но его я и не знаю... // К дальним моря берегам // Я только в мыслях залетаю... )

Когда маленькой Наталье еще не было и двух лет, отца перевели на запад, сначала в Волынь, а потом в Вильно. Этот город поэтесса считает своей настоящей Родиной, потому что здесь она «начала помнить себя, начала жить осознанной жизнью, здесь выросла, училась, познала добро и зло, и горе, и радость» (здесь и далее воспоминания Натальи Арсеньевой цитируются в нашем переводе с белорусского [3]).

Во время Первой Мировой войны, когда Арсеньева закончила третий класс, семья вынуждена была покинуть Вильно, все государственные учреждения эвакуировали, гимназия также выехала со всеми документами в Россию. Семья оказалась «в беженцах», попала в Ярославль над Волгой. Арсеньева вспоминает в автобиографическом очерке: «Этот город был очень красиво расположен на высоком берегу, имел много интересных старых церквей, и я его очень полюбила».

Образ Ярославля и России вообще тонким намеком появляется в разных стихотворениях Арсеньевой, переплетается с белорусскими образами Вильно, Дрисы:

А палюбіла край другі: 
Няма там гор, няма там мора, 
Але я зведала там гора, 
Там – сіла вырасла душы! (1920)

(А полюбила край другой: // Нет там гор, нет там моря, // Но я познала там горе, // Там – сила выросла души!)

Ёсць ночы белыя, ёсць цёмныя, глухія. 
Ёсць гаманлівыя – і ёсць зусім ціхія. (1921) 
 

(Есть ночи белые, есть темные, глухие. // Есть шумные – и есть совсем тихие.)

Наталья с сестрой поступили в Ярославскую Екатерининскую гимназию. Здесь семья Арсеньевых дождалась и пережила «и первые дни революции, и последние дни войны, и кровавое Ярославское восстание летом 1918 года, когда выгорела большая часть города, и большевистские репрессии».

В своих воспоминаниях Наталья Арсеньева рассуждает: «Рождается ли человек поэтом, музыкантом, художником, или он рождается просто способным, и обстоятельства уже решают потом, с течением времени, кем он станет? Я думаю, что скорее последнее». В детстве Арсеньева любила рисовать, в 5 классе Ярославской Екатерининской гимназии нарисовала углем портреты всех своих одноклассниц. Увлечение рисованием сменила страсть к лепке из глины. Глины негде было достать, родители не имели возможности учить живописи, но «таинственная сила… настойчиво искала выхода. И он наконец нашелся». Арсеньева вспоминает: «Случилось это под влиянием нашей учительницы литературы в Ярославской гимназии, где я тогда училась с моей сестрой. Фамилию ее я давно забыла, но помню ее и сегодня как живую. Это была интересная фигура. Женщина южного типа, с сильным темпераментом, она очень любила литературу, особенно народное творчество. Эту любовь к фольклору она сумела привить и нам, нескольким своим любимым ученицам, друзьям основанного ею гимназического литературного кружка (понятно, русского, как и вся гимназия). Хотя, может, это и звучит странно, но я думаю, что, если бы не она, я, может, никогда не стала бы именно белорусской поэтессой».

В 1917 году гимназический литературный кружок начал издавать литературно-художественный журнал. Обязанностью гимназистки Арсеньевой было рисовать для него обложки. Журнал переписывался от руки в пяти экземплярах, и для каждого экземпляра создавалась новая обложка: «Помню, как сейчас, что на одной был осенний кленовый листок, поднятый где-то на ярославском бульваре».

В это же время у будущей поэтессы возникло желание писать. Старшие ученицы размещали в журнале свои стихи, стилизованные под Бальмонта, Гумилева, Ахматову… Прячась от всех, Арсеньева начала сочинять: «Сначала шло не совсем хорошо, ведь хотелось написать не просто стихотворение, а стихотворение не хуже, а лучше встреченных в нашем журнале. И вот наконец я написала его. Оно называлось, помню, «Облака». Было ли оно хорошим – не знаю, но ритм у него был, как положено. Вторым моим стихотворением был «Полдень». Это было уже настоящее хорошее стихотворение, не хуже тех, которые вошли позже в мой сборник «Пад сінім небам».

Осенью 1918 года Арсеньевы переехали в Псковскую губернию, а затем в Дрису на Двине и в 1920 году в Вильно, где Наталья поступила в Белорусскую гимназию. В виленской гимназии ей снова встретился удивительный учитель литературы – Максим Горецкий (Максім Гарэцкі), поэт, писатель, личность которого была овеяна романтизмом. Но Наталья Арсеньева продолжала писать стихи по-русски: «Я долго не отваживалась говорить о том, что и я пишу, Горецкому. В конце концов, какой от этого был толк? Горецкий… и русские стихи! И я молчала и училась, и читала». Наконец, юной гимназистке удалось написать настоящие стихотворения на белорусском языке «Хай жаўцее, сціхае сад з кожнай гадзінай…» и «Светлы дзень дагарае над сумнай зямлёю…» Эти стихи Максим Горецкий прочел на гимназическом вечере без единой правки. В ту минуту и родилась белорусская поэтесса Наталья Арсеньева, позднее автор пяти белорусских поэтических сборников, драматург, переводчик.

Наталья Арсеньева с Максимом Танком

Так поразительной волею судьбы у Натальи Арсеньевой оказалось три родины: историческая родина на Кавказе в Баку, творческая родина в Ярославле над Волгой и настоящая духовная родина в белорусском Вильно. В стихотворении 1920 года «Летуценні» («Грезы») Наталья Арсеньева объединяет все три родины. Яркие краски моря, неба, цветов в ласках горячего дня и узоры звездного неба над Каспийским морем:

Часам, як только заплюшчу я вочы, 
бачу я край той, дзе мора плюскоча, 
бачу я фарбы паўдня. 

Бачу я мора духмянае кветак, 
белыя дрэвы, прыгожа ўсё гэтак 
у ласках гарачага дня. 

Бачу нябёсныя сінія далі, 
ўзоры, што зорныя ночы саткалі 
з кроз, успамінаў, надзей…
 

(Иногда, как только закрою я глаза, // я вижу тот край, где море плещется, // вижу я краски юга. // Я вижу ароматное море цветов, // белые деревья, красиво все так // в ласках жаркого дня. // Вижу небесные синие дали, // узоры, что звездные ночи соткали // из грез, воспоминаний, надежд...)

Северные чары нежного, будто болезненного поволжского неба, серебряной ночи и реки в зеленых лозах вытеснили старый образ:

Мусіць, чужыя паўдзённыя чары – 
новы абраз – гэны, колішні, стары, 
выцісніў у сэрцы маім. 

Нашага кволага сіняга неба, 
нашых палосак няспелага хлеба 
сяння адных я хачу. 

Сум нашых срэбрам раззораных ночаў, 
рэчкі, што ў лозах зялёных плюскоча, - 
толькі яны уваччу.
 

(Наверное, чужие южные чары – // новый образ –тот, прежний, старый, // вытеснил из сердца моего. // Нашего хилого синего неба, // наших полосок незрелого хлеба // сегодня одних я хочу. // Грусть наших серебром звезд раскрашенных ночей, // реки, что в зеленых лозах плещется, - // только они перед глазами.)

Сердце поэтессы молчит на юге, по-весеннему радуется оно лишь в Беларуси, природа которой похожа на ярославскую:

Нашае цьмянае сонца ціхое, 
любае думкам і сэрцу ўвясною, 
любае мне над усё… 
  
Тут жа, у нас, па гайкох, пералесках 
посля зімы зацвітаюць пралескі, 
сцюжу змяняе вясна. 
  
Тут пасля гора жыцця шлях святлее, 
тут пасля слёз расцвітаюць надзеі, 
тут і у сэрцы вясна!
 

(Наше тусклое солнце тихое, // милое мыслям и сердцу весною, // милое для меня больше всего… // Здесь же, у нас, по рощам, перелескам // после зимы зацветают подснежники, // стужу сменяет весна. // Здесь после горя жизни путь светлеет, // здесь после слез расцветают надежды, // здесь и в сердце весна!)

Наталье Арсеньевой много пришлось скитаться вдали от своей духовной родины, многое пришлось испытать: ссылку в Казахстан в 1940 году, жуткий трехнедельный этап в грязном тесном вагоне с другими ссыльными, степные морозы, голод, болезни. Поэтесса пишет в своем автобиографическом очерке: «Я все время сидела возле окна и смотрела на кусочек синего неба, которые было видно в щелочку… «Толькі вясною неба бывае такое сіняе, толькі вясною бываюць далі такія чыстыя…», - настойчиво, в такт колесам, звенело в ушах. Это стихотворение, которое вошло позднее в сборник «Сягоння», родилось одним весенним утром в поезде, который вез нас в далекую ссылку через однообразные сибирские степи».

Пережив страшную смерть друзей, отчаяние, унижения, вернувшись из ссылки, в 1941 – 1942 годах Арсеньева написала стихотворение «Краіне» («Стране»), посвященное всем узникам.

Заціскаўся ў бяссіллі кулак, 
прагна ў краты ўзіраліся вочы, 
разам з вершам зрываўся, канаў 
над астрожнаю юрцай праклён. 
Вёсны кідалі вам на вакно, 
на жалезныя йржавыя краты 
зырка-сіняга шоўку малы, 
недарэчна малы шкумяток, 
лета ліпла кашуляй да цел, 
спёкай горла сцінала зацята, 
восень – сыпала ў шыбы, у душу 
алавяны атручаны шрот.
 

(Сжимался в бессилии кулак, // жадно в решетку всматривались глаза, // вместе со стихом срывалось, исчезало // над тюремными нарами проклятие. // Весны бросали вам на окно, // на железные ржавые решетки // ярко-синего шелка маленький, // нелепо маленький лоскуток, // лето липло рубашкой к телам, // зноем горло стискивало упорно, // осень – сыпала в окна, в душу // оловянный отравленный жмых.)

Поэтесса скорбит о всех погибших в лагерях и ссылках:

Некаторых – сібірскай пульгой 
замяла назаўсёды завея, 
іншых зноў, як сабак, без крыжа, 
жвіраваты прысыпаў пясок…
 

(Некоторых – сибирской пургой // замела навсегда метель, // других же, как собак, без креста, // зернистый присыпал песок...)

Но образ Родины дает жажду жить, надежду на счастье даже в сером, глухом хороводе жутких дней голода и отчаяния:

Дні за рукі ўзяліся, ідуць 
шэрым, жудкім, глухім карагодам, 
абіваючы з душаў, 
з галін 
цвет вішнёвы ці прагу жыцця, 
утроп цікаецца голад, 
на нас 
вышчырае кліччо мімаходам, - 
ды жывём мы і з ім, бо дзе Ты, 
там і наш сяння высіцца сцяг. 
/…/ 
Мы прыжджом 
бела-бела успененых маяў, 
залатога пяску каласоў… 
Возьмем шчасце 
сабе і Табе!
 

Дни за руки взялись, идут // серым, жутким, глухим хороводом, // оббивая с душ, // с веток // цвет вишневый или жажду жизни, // в упор цыкает голод // на нас // изрыгает кликуху мимоходом, - // да живем мы и с ней, ибо где Ты, // там и наше сегодня высится знамя. /.../ Мы дождемся // бело-бело вспененных маев, // золотого песка колосьев...// Добудем счастье // себе и Тебе!

Наталья Арсеньева прожила 93 года, умерла на чужбине, в США, полностью потеряв зрение и лишившись возможности писать. Но до конца своих дней не утратила силы духа, веры и надежды автор легендарного молитвы-гимна белорусов в эмиграции «Магутны Божа»:

Магутны Божа! Ўладар сусветаў, 
вялізных сонцаў і сэрц малых, 
над Беларусяй ціхой і ветлай 
рассып праменне Свае хвалы.

(Могучий Боже! Властитель миров, // огромных солнц и сердец маленьких, // над Беларусью тихой и приветливой // рассыпь лучи Своей славы.)

Мемориальная доска Натальи Арсеньевой на здании белорусской гимназии, Вильнюс.

Источники:

1. Арсеньнева Н. Пад сінім небам: Вершы (1921—1925 г.). Вільня, 1927 (факс. выд.: Мн., 1991);
2. Арсеньнева Н. Сягоньня: Вершы, 1941—1943. Мн., 1944;
3. Арсеньнева Н. Між берагамі: Выбар паэзіі, 1920—1970. Нью-Ёрк, Таронта, 1979;
4. Арсеннева Н. Яшчэ адна вясна: Выбраныя вершы. Мн., 1996;
5. Арсеннева Н. Выбраныя творы. Мн., 2002.
6. Адамовіч А. Натальля Арсеньнева “Між берагамі” // “Крыніца”, 1996, № 11 – 12, с. 5 – 24.
7. Тарасюк Л. Праз акіян забыцця // ЛіМ. 1993, 5 лют.
8. Сямёнава А. Лёс і над лёсам // “Крыніца”, 1996, № 11 – 12, с. 3 – 20.

Научный руководитель - Елена Евич 

Культурная Эволюция

Старт в науке - 2018