Лада Морза

(руководитель Елена Евич), Ярославль

Айзик Платнер писал на идиш всю жизнь, даже после сталинских лагерей, даже тогда, когда книги на идиш в СССР не издавали. Он хотел, чтобы литература маленького еврейского народа достигла мировых вершин. Детскими стихами он старался воспитывать, взращивать юного читателя, ведь литературы не бывает без собеседника.

Как странник чужой, я по свету мотаюсь 
И идиш тащу за собой, надрываясь. 
Из торбы своей всех подряд наделяю, 
Боюсь, не успею, боюсь, опоздаю…

И пусть померкли золотые ворота на беззвездном небе художественной словесности идиш, но поэт верил, что свою звезду, то уходящую в тучи, то выплывающую из них, он отыщет:

Но небо сегодня беззвездное что-то. 
Померкли его золотые ворота. 
Звезду свою все ж отыскать я сумею, 
Чтоб всею душою тянуться за нею… [1]

Перевод Рахиль Баумволь

Литературный кружок города Соколов-Подляска. Айзик Платнер стоит третьим слева. 1919 г.

Айзик (Исаак) Платнер – один из самых талантливых еврейских поэтов и прозаиков Беларуси, родился в Польше в местечке Соколов-Подляска близ Белостока в 1895 году в семье портного. До 1915 года Айзик и сам работал портным в разных мастерских Соколов-Подляского, а в 1915 – 1918 годах – на швейной фабрике в Литве. Его дочь Джессика Платнер пишет в своих воспоминаниях: «Из папиных ранних стихов я поняла, что семья его была «из бедняков портных едва ль не самой бедной», и что его заветной мечтой было желание вырваться из этой затхлой жизни в большой мир, известный ему только по книгам. И когда у папы появилась такая возможность, подался он за своими сестрами в Америку» (здесь и далее воспоминания цитируются по книге Джессики Платнер «Эта жизнь обернулась вот так» [2]). Америка встретила его тяжким подневольным трудом, безработицей и безденежьем.

В 1932 году Платнер воспользовался возможностью поехать в Советский Союз, в то время в Минске уже печатались его стихи, и отзывы читателей и критиков были очень хорошими. Это была поездка интернациональной бригады под эгидой ВЦСПС (Всесоюзный Центральный Совет Профессиональных Союзов). В бригаду вошли Луи Арагон и Эльза Триоле из Франции, из Венгрии – Иозеф Карел Ласт и Шандор Барта, США представлял Айзик Платнер. Маршрут бригады пролегал по городам и новостройкам Урала, Кузбасса. Поэт был потрясен всем увиденным, отправлял восторженные статьи в журнал «Наши достижения», в американский журнал «Морген фрайгайт». Вся интернациональная бригада разъехалась по домам, а Платнер принял судьбоносное решение остаться в Советском Союзе. Он надеялся, что «в стране, где так развивается еврейская культура, ему будет открыта дорога к свободному творчеству, к еврейскому читателю».

Айзик Платнер, США, 1922 г.

В первые же дни жизни в Минске Айзик Платнер начал работать в газете и радиокомитете, его приняли в Союз писателей. Он писал стихи, прозу, работал для театра, занимался переводами на идиш. Вышли многие его книги, появились соратники, единомышленники, друзья. Жена Платнера стала одним из первых преподавателей английского языка в Минском пединституте, участвовала в написании учебных пособий для студентов. Джессика пишет: «Это были светлые годы, проникнутые поэзией, музыкой, чудесным духом дружбы, творчества. Но продолжалось это недолго. Наступил конец тридцатых годов».

Наступили страшные времена сталинских репрессий: «Начали исчезать папины и мамины друзья – писатели, их жены, дети... Арестовали Мойше Кульбака, Изи Харика, ещё многих еврейских и белорусских писателей, потом их жен…» Их арестовывали, расстреливали, жены были упрятаны в сталинские лагеря без права переписки как члены семей изменников родины, а дети оставались сиротами, пропадали, погибали, либо их забирали в детский приемник. И снова из воспоминаний дочери: «Одно только могу сказать с гордостью: мои родители всегда оставались честными людьми, преданными своим друзьям. Они не отвернулись от семей репрессированных писателей, пронесли эту дружбу через всю жизнь, несмотря ни на какие преграды. А это дорогого стоит».

Война. «Первые дни войны, страшные дни войны» ужасными картинами бесчеловечности людей проносятся в голове Джессики, как кадры кинофильма. Платнера с дочерью война застала в Крыму, а жену Дебору в Минске. Воссоединилась семья лишь в Мордовии, в Саранске, где поэт стал работать в радиокомитете, а жена учительницей немецкого языка в сельской школе. Жизнь сложилась несладко, Платнеры откровенно голодали, мерзли, дочь постоянно болела. Начались три года эвакуации.

Тры гады я не маю спакою ні звання, 
Тры гады як блукае за мною растанне. 
Адзначаю сягоння я смутную дату – 
Дзень, калі пакідаў сваю родную хату. 
А наўкол разліваецца спелае лета, 
Каласамі шуміць урадлівы падлетак, 
Зацвіло над ім неба валошкаю сіняй, 
Як у нашай далёкай-далёкай краіне.

Эти строки написал Айзик Платнер в Ярославле, тоскуя по родным василькам, вспоминая теплоту отношения белорусов друг другу, которое они выражают даже в приветствии «Калі ласка!» С самым светлым белорусским словом поэт живет и надеется вернуться домой, чтобы многажды исполнить свой сладкий долг, повторяя весь день «Калі ласка!»:

- Калі ласка! – прамоўлю, а сябар адчуе, 
Што я ўбачыў краіну ласкавую тую, 
Дзе з парога вітаюць: - Заходзь, калі ласка! 
Дзе за стол запрашаюць: - Сядай, калі ласка! 
Дзе руку паціскаюць: - Прыходзь, калі ласка! 
І я маю салодкім сваім абавязкам 
Гаварыць, паўтараць без канца: - Калі ласка! 
Найсвятлейшае слова між слоў Беларусі! 
Я з табою жыву і дадому вярнуся.

Перевод М. Лужанина

(Здесь и далее переводы стихотворений И.Платнера на белорусский язык цитируются по книге “Сваёй краіне” [3])

Живя в эвакуации в Саранске, Айзик Платнер пишет о единении людей, оставшихся в тылу, с солдатами на передовой, уподобляя жатву матери битве ее сына:

І жала яна і вязала снапы, 
Ўвесь дзень ваявала да позняй начы. 
І грозна звінелі на нівах сярпы, 
Мільгалі ў паветры сярпы, як мячы.

Яна абвясціла таксама вайну, - 
Сынам памагае на полі сярпом: 
Збірае і вяжа ў снапы збажыну 
І ворага душыць жытнёвым вязьмом.

Перевод М. Лужанина

Но не только на поле жатвы совершается битва матери. В маленьком зимнем городе в предрассветной мгле на углу встречаются поэт и скрипач, чтобы спеть свою песню, которая полетит в дальнюю дорогу к бойцам:

Я на рагу страчаю скрыпача, 
Мы разам з ім праходзім па світанні. 

Мы прывітаем дзень: я – словам, ён – смыком, 
Спеў паляціць у дальнюю дарогу. 
Няхай жа ён сустрэнецца з байцом, 
Што пачынае дзень наш перамогай!

Перевод М. Лужанина

Летом 1943 года в жизни Платнеров произошли изменения: «Маму вызвали в Ярославль, где комплектовался минский мединститут. Мы срочно засобирались в Ярославль, и единственный багаж, который мы послали из Саранска в Ярославль, была картошка, которую мы вырастили на небольшом участке за городом. Правда, мы могли её послать только малой скоростью, а когда получили багаж, эту ценную картошку пришлось выбросить – сгнила». Джессика в своих воспоминаниях указывает на лето 1942 года, однако есть основания предполагать, что в Ярославль Платнеры не могли приехать ранее мая 1943 года.

Здание медицинского института в Ярославле

Из истории ЯГМА известно, что по постановлению Совета Народных Комиссаров СССР от 22 мая 1943 г. в Ярославле начал работу эвакуированный из Белоруссии медицинский институт, сформированный на базе Минского и Витебского медицинских институтов. Менее чем за полгода удалось укомплектовать штаты преподавателей. В основном это были сотрудники из Белоруссии, в том числе и Дебора Платнер как преподаватель английского языка.

Ярославль для белорусов – совершенно особенное место. Я прочитала биографии и воспоминания многих белорусских литераторов, которых судьба приводила в этот город на Волге: семьи Богдановичей, Арсеньевых, Шешалевичей, Платнеров, Федор Имшеник, Сергей Скандраков, Бронислав Туренок, Язэп Кореневский, Всеволод Игнатовский... Видимо, Ярославль – это то место, где можно найти убежище во время войны, одновременно не отрываясь от родных корней, ведь здесь еще в 1915 году была создана культурно-просветительская организация «Наш край», а позднее «Молодая Беларусь». В 1916 – 1918 годах Всеволод Игнатовский возглавил белорусскую национальную организацию «Ярославская Белорусская рада», которая объединила белорусов-беженцев вокруг национальной идеи, материально и юридически помогала потерпевшим от Первой мировой войны, проводила благотворительные акции, культурно-просветительские вечера. Инициатором создания общества был круг преподавателей и учащихся Минского учительского института в Ярославле. Участники совета готовили на белорусском языке лекции и рефераты по истории и культуре Беларуси. Кстати, активно трудился в обществе белорусский поэт Максим Богданович.

Зачастую воспоминания белорусских писателей пронизаны самыми светлыми чувствами к Ярославлю, он вносил в их трудную, порой драматичную судьбу частички радости, счастья, покоя. Семья Платнеров тоже нашла здесь временное прибежище и отдохновение в горькие годы Великой Отечественной войны. Джессика вспоминает: ««Ярославль-городок, Москвы уголок». Старинный город на берегу Волги, на каждой площади церковь. Самый старый в России театр имени Волкова».

Платнеров поселили в большой аудитории вместе с еще семью семьями преподавателей: «Да-да, все жили вместе, как в общежитии. У кого-то были запасные простыни, и ими можно было отгородиться от посторонних глаз, но у большинства не было ничего, и спали все семьи рядом, женщины, мужчины, дети. Я уже не помню, были ли конфликты и ссоры, но мы, дети, жили шумно и весело, по-своему интересно». Преподаватель физики по всем законам своей науки соорудил электрокамин из табурета, изоляторов и проводов, установил прямо посреди огромной комнаты: «Стояла эта табуретка посреди комнаты у стола и сверкала раскалёнными проводами, излучая тепло и собирая вокруг себя всё население общаги».

В Ярославле Айзик Платнер работает на радио, продолжает писать стихи на идиш для детей и взрослых, позже они войдут в сборники «С любовью и верой» (Минск, 1947), «Сваёй краіне» (пер. на белорусский, Минск, 1947), «Самое дорогое» (Минск, 1948).

Даже в стихотворении «Дождж», адресованном взрослому читателю, поэт пишет о детях и о самой большой радости для них во время войны – о куске отцовского, материнского, а порой и горького сиротского хлеба:

-     А што ты, мне бацька, сягоння прынёс? 
Што там выглядае ў цябе з-пад рукі? 
-     Ці ў свеце ласункі смачнейшыя ёсць, 
Як свежы хлябок з пытляванай мукі?

Перевод М. Лужанина

Минское гетто

Настоящим человеческим подвигом было приютить еврейского ребенка на оккупированной фашистами территории. Но и такие случаи бывали, белорусские женщины брали еврейских сирот в свой дом, сажали за один стол со своими детьми, делились своим хлебом, прятали в подполе, на чердаке, в сарае, когда с обыском приходили немцы или полицаи. Случай из жизни белорусского местечка описан в стихотворении «Кравец», и снова лейтмотив хлеба для ребенка проходит через все произведение:

Нямнога жадаў гэты просты кравец: 
Каб хлеб на стале аздабляў яго дом, 
Каб зоры раслі, як суніцы ў траве, 
Здаволен быў працай сваёй і жыццём.

Односельчане любили портного, сладким казался ему честно заработанный хлеб. Но пришел немец, сжег дом и вытоптал поле:

Ляжыць на руінах забіты яўрэй, - 
З усёю сям’ёю загінуў кравец, - 
І толькі дзіця ад нялюдскіх вачэй 
Суседзі ўтаілі, схавалі ў хляве.

Ночью соседка пришла в хлев, чтобы дать ребенку немного хлеба, напоить молоком:

З жанчыны яно не спускае вачэй, 
Да хлеба працягвае ручкі свае… 
Не можа малое уцяміць яшчэ, 
Чаму гэты хлеб не матуля дае.

Тяжело давалось решение оставить у себя еврейского ребенка, рискуя и своими детьми, и собой: за помощь евреям грозила виселица:

На рукі ўзяла, у свой дом занясла 
І маці яму замяніла яна.

Перевод М. Лужанина

Минское гетто

К теме выживания евреев после уничтожения Минского гетто и помощи простых белорусских женщин Платнер обратился не единожды. Поэма «Две сестры» написана о двух дочерях детского врача Арона Самойловича Левина, Софе (в поэме – Дина) и Гале, которым холодным мартом 1942 года удалось бежать из колонны приговоренных к смерти, где погибла их мать и младший брат. Старая бабка Михалина, вырастившая многих своих детей, помогла им спрятаться в деревне Дуброва, на сеновале, куда принесла последний кусок хлеба и надела на Галю крестик, чтобы немцы не признали в ней еврейку:

І ў пуні, як толькі сцямнела, 
Дзяцей Міхаліна хавае, 
Халодныя іхнія целы 
Уласным цяплом сагравае.

Апошні кавалак старая цішком 
Прынесла вандроўніцам з гетта. 
/…/ 
Ёй крыжык наўмысля надзелі, 
Каб немец яе не застрэліў!

Перевод Э. Агнецвет

Галя осталась в деревне, где все полюбили приветливую девочку, и никто не выдал фашистам, а Дина дошла до партизанского отряда, помогала раненым, выхаживала больных.

В 1981 году на идиш, а в 1986 году в переводе на русский язык была опубликована документальная повесть “Из-под земли” о девяти месяцах жизни евреев в вырытой пещере, под землей, возле кладбища. Эту повесть Айзик Платнер написал по рассказам узников Минского гетто, которым удалось выжить в убежище, построенном печником Пиней. Под землей они болели, умирали, тут же хоронили своих мертвых. И наверняка умерли бы все, если бы не Ганка с обувной фабрики и Маня, которые, зная, что их собственные жизни в опасности, добывали для заживо погребенных в промозглой яме еду, воду, сбывали вещи, докладывали что-то из собственного кармана: “Им врезалось в память Ганкино лицо, на котором было написано сострадание. А ведь ей тоже приходится не сладко. Сострадание — это невидимая нить, которая связывает сердца людей и дает им силы противостоять жестокости врага. Эта нить протянулась в их мрачную, промозглую яму, вдохнула надежду: у них есть в том, внешнем мире, тайные друзья, они не дадут пропасть» [4].

Однако слаще и желаннее хлеба для людей в тылу и на оккупированной территории были вести с фронта об освобождении городов. В стихотворении “Дождь”, написанном в Ярославле, запечатлен исторический момент первого артиллерийского салюта, который был дан в Москве 5 августа 1943 года в честь освобождения Белгорода и Орла:

Дзіця не кладзецца, чакае яно, 
Што зараз абвешчаны будзе салют. 

  Забыла дзіця, што вячэраць пара, - 
Пакроен на лусты ляжыць каравай. 
І праўда, чутно: загулі ў рупарах 
Знаёмыя словы: “Гаворыць Масква!”

Перевод М. Лужанина

В этот день в 24 часа Москва салютовала доблестным войскам двенадцатью артиллерийскими залпами из 120 орудий.

Отгремела Сталинградская битва, с фронта все чаще приходили радостные вести, Платнеры верили, что скоро они смогут вернуться в свою родную Беларусь, где начнется новая мирная, счастливая жизнь. Несмотря на уютный уголок Ярославля годы в эвакуации были тяжелыми из-за голода и болезней: «Уже вовсю шли разговоры об открытии второго фронта, и нужны были специалисты со знанием английского языка. Маму нарасхват приглашали на заводы заниматься с инженерами английским языком, а расплачивались с ней натурой – мылом и подсолнечным маслом. Это было большое богатство!»

Минск. 1944 г.

В июле 1944 года освободили Минск. Об этом конферансье объявил прямо на концерте хора Густава Эрнесакса, зная, что в зале среди зрителей много минчан. Платнеры вместе с другими семья белорусских преподавателей стали готовиться к возвращению на родину, но сперва в Минск отправили делегацию заведующих кафедр, в которую входила и Дебора Платнер: «Вернулись быстро, и ночь напролёт рассказывали о разрушенном городе, о встречах, о своих впечатлениях. Рассказы были страшные, но все дружно решили – едем. Собрали свой нехитрый скарб в считанные часы, и вот мы в теплушках». Ехали мимо разрушенных городов и сожженных деревень:

Здесь все потеряли мы, осиротев, 
Земля наша стонет в разоре.

Образ молчаливой, скорбной музыки, “мелодии жизни упорной” впервые возникает в стихотворении “Музыканту”, посвященному скрипачу Арону Бессмертному, которого поэт встретил 2 декабря 1944 года на улицах Минска.

Клезмер, сыграй мне песню без слов, 
Сыграй не на скрипке покорной – 
Сыграй мне без нот на клочках проводов, 
Повисших на улице черной.

Музыка будто не имеет права звучать, пока не смолк подспудный голос невинных жертв войны:

Невинные жертвы вовек не забыть! 
Не молкнет их голос подспудный.

Минск. 1944 г.

Еще идет война, Минск разрушен, руины дымятся, не вся Беларусь освобождена, но поэт верит в скорую победу:

На запад, на запад проходят войска, 
Проходят по улицам этим. 
Мы верим, мы знаем – победа близка, 
Мы здесь победителей встретим.

Перевод Е. Аксельрод

Страшную колыбельную без слов под молчаливую музыку подпевающего ветра и скрип тонкой ели поет мать своему убитому в лагере Майданек ребенку. Пожалуй, это самое пронзительное стихотворение Айзика Платнера, поэта, писавшего детские стихи на идиш, похоронный плач по всем младенцам, убитым войной:

Из крови и слез я веревку совью, 
Повешу на ней колыбельку свою. 
Я в ней укачаю родное дитя. 
Пою, подпевает мне ветер, свистя: 
Ай, лю-лю-лю-лю, лю-лю! 

Дитя невесомо. Но, словно скала, 
Беда тяжела, колыбель тяжела. 
Майданеком выжгли мне душу мою, 
Я рта не раскрою, я молча пою: 
Ай, лю-лю-лю-лю, лю-лю!

Перевод Л. Озерова

Минское гетто

В первые послевоенные годы Платнер работал много и плодотворно. В 1947 году в Москве вышел поэтический сборник “С любовью и верой”, а в 1948 году – сборник рассказов “Самое дорогое”, книга стихов в переводе на белорусский язык “Сваёй краіне” в Минске. Поэт пишет о возрождении Беларуси после освобождения от фашистов, верит, что, если уцелел корень народа, то отрастут вновь ветки и листья, восстановится роскошная крона:

Глянь на дрэва, - на галлі 
Першы ліст зазелянеў! 
Крона спалена калісь, 
Але корань ацалеў. 

Першы ліст зазелянеў, 
Самы свежы між лістоў. 
Корань дрэва ацалеў, - 
Адрасце і верх ізноў!

Перевод П. Глебки

Платнер был не только поэтом и прозаиком, но и оригинальным переводчиком с английского и немецкого языков на белорусский. В 1939 году отдельным изданием в его переводе с немецкого вышли «Казкі братоў Грым». Особенно удачными получились переводы произведений Д. Байрона и Л. Фейхтвангера. Кроме того, поэт был корреспондентом Еврейского антифашистского комитета в Беларуси. В послевоенные годы (1947-1961) в Минске были изданы книга стихов Айзика Платнера «С любовью и  верой» (1947), сборник новелл «Самое дорогое» (1948), а также в переводе на белорусский язык сборники поэзии «Сваёй краіне» (вершы, 1947), «Соль жыцця» (вершы, 1957), книжки стихотворений и рассказов для детей «Мой агарод» (1958), «Палаючае сэрца»  (1960), «Вясёлая іголка» (1961).